Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Глава восьмая

Явился Забровский в девятом часу, мы поджидали отца к позднему, как всегда, ужину. На ходу скинув туфли, Васька влетел в мою комнату и, опершись на журнальный столик, прошептал мне в лицо, как будто крича:
- Анкета!.. Понимаешь, Эп, ан-ке-та!.. это же так просто: вопрос - и ответ! - Васька выпрямился и, горя заглубленными глазами и резко жестикулируя, заметался по комнате, а я молча наблюдал за ним в предчувствии близкого чуда. - Весь день бился, и вот только что вдруг осенило! Помнишь, в марте десятиклассники проводили анкету? А мы чем хуже? Вот, например, вопрос: «Любишь ли ты Моцарта?» И Ваня Печкин отвечает «да», и пожалуйста - одна клеточка души ясна! А если Ваня Печкин не слыхивал о Моцарте, он ответит «нет» - и тоже ясно!
- Ваня Печкин наотвечает тебе! Так наотвечает, что с него хоть икону пиши!
- То есть наврет?
- Еще как! - заверил я. - Да и ты наврешь. Кому охота дураком выглядеть?
- М-да... Ну, я-то не навру, а запятая тут, пожалуй, есть - согласился Забор. - А если анонимно?
- Тогда Ваня Печкин растворится, - сказал я, задумываясь, - что-то запульсировало в моем уме. - Слушай, Вась, а если так: пусть анкета будет анонимной и пусть нас как будто интересует не лично Ваня Печкин, а класс в целом?
- В целом?
- Да. Дух класса, понимаешь?
- Правильно, Эп! Для начала - именно дух! А потом из этого общего духа мы выудим и душу Вани Печкина! Тьфу, тьфу, бедняга, попался на язык!.. А вопросов хоть двадцать ставь! Или сорок, сколько надо! Как на рентгене просветим! Ну, Эп, решено?
- Давай!
- Уф, гора с плеч! Давай разобью что-нибудь! - Васька азартно-весело потер ладони и прыгнул на диван. - Ну что, набросаем несколько вопросиков?
- Народ сам подскажет.
- Народ подскажет, если подсказать народу. А так будут киснуть. Я уж опытный! - убежденно заявил он. - Хоть с десяток, для затравки!.. На вот листочек, где у меня сектанты, пиши на обороте! - И он опять зашагал. - Ну, первый вопрос, само собой: не собираешься ли ты бросать школу?
Я вздрогнул.
- Почему само собой?
- Потому что восьмой класс - это форточка в жизнь. Еще не окно, но уже форточка, понимаешь? - пояснил комсорг. - И кое кто спит и видит, как он выпархивает из этой форточки. Тот же Ваня Печкин. И нам это важно знать.
Поразительное совпадение мыслей у мамы и Забровского: свечной огарок и форточка, но возражать Ваське я не рискнул - этот проницательный черт меня живо раскусит, если уже не раскусил, и начнутся преждевременные осложнения.
- Написал?.. Дальше поехали.
Мы перевалили за десяток, когда пришел наконец папа и над моей дверью гуднул зуммер - нас приглашали ужинать. Васька сказал, что сыт, но чайку попьет с радостью.
Людей поражала у нас кухня. В углах слева и справа от окна стояли вечные противники: электропечь и холодильник. Рядом с холодильником, торцом к стене, - наш трапезный столик, рассчитанный на троих, от силы - на четверых. От печи к раковине простерся стол-шкаф, над ним - два яруса полок с посудой, под нижней - рейка с крючками, на которых висело десятка три инструментов и приборов. Все было белым и блестело: холодильник, печь, раковина, пластик, клеенка, инструменты, посуда - эмаль и никель. Чугунное и цветное всегда пряталось, и на виду оставалась лишь белизна. Отец оборудовал кухню под операционную, чтобы маме в ней было привычней. И правда она любила «оперировать». Ей в белом переднике и белой косынке не хватало только маски. Заходишь на кухню и не знаешь, будут кормить тебя или резать.
- Привет, комсорг! - сказал папа.
- Здрасьте! - ответил Забор.
Я глянул на отца, ожидая дуэли с его взглядом: он меня спросит, что, мол, это за девочка, с которой ты раскатываешь в моей машине, а я хитро улыбнусь и спрошу, как, мол, идут твои дела с прокурором, - но на папином лице была только усталость, прямо стекавшая, казалось, с бороды.
Потеснившись, мы расселись, и пап спросил:
- Как там наш Эп?
- Мог бы лучше, - ответил Забор, быстро освоившись. - Все мы могли бы лучше!.. Дядя Леша, тетя Римма, а хотите знать всю правду о своем сыне?
- еще бы! - сказал отец.
- А обо мне?
- И о тебе.
- А об Августе Шулине? О Мишке Зефе?.. Хотите знать правду о пятнадцатилетних вообще?
Родители переглянулись, и мама ответила:
- Конечно, хотим!
- Мы тоже! - заявил Васька. - И вот-вот узнаем! Мы тут с Аскольдом кое-что завариваем. - Он вынул листочек, пояснил суть затеи и прочитал некоторые вопросы.
- Толково, - одобрил отец.
- Мы еще всем классом покорпим! Шире возьмем и глубже, чтобы вдоль, поперек, по диагонали и сквозь! - разошелся Забор. - А вы не подкинете нам чего-нибудь? Вам с колокольни взрослых и бородатых видней.
- Виден масштаб, Вася, а детали уже слились, - с легким сожалением протянул папа и вздохнул. - Слились детальки-то! А вы жрецы деталей!
- Жрите-ка, жрецы! - сказала мама.
- Тетя Римма, мне только чаю.
- А мне всего! -  потребовал я, не евши целый день, и жадно набросился на кашу.
- Курево с питьем отметьте, - сказал папа.
- Уже отметили.
- А половые вопросы? - спросила мама.
- В каком смысле? - не понял Забор.
- Тут много смыслов. Например, есть ли друг или подруга? Какой пол выше: мужской или женский?
- А надо ли? - нахмурился папа.
- Пятнадцать лет! Через три года - женихи. А от этих вопросов зависит будущая семейная жизнь! - жестко проговорила мама.
Даже для врача она была слишком бесцеремонна. Однажды при гостях мама спросила, почему я плохо ем и какой у меня утром был стул. Я побаивался ее в компании.
Подумав, Забор сказал:
- Надо! - И что-то чиркнул на листочке. - Надо!
После некоторого молчания отец, покончив с кашей и заметно приободрившись, спросил:
- А хотите знать, что мы о вас думаем?
- Ну-ка! - насторожился Васька.
- Не ну-ка, а давайте вторую анкету, родительскую.
- Давайте.
- И тоже анонимную.
- Давайте, давайте! - мигом разгорячился Васька.
- А не боитесь? Мы вас так раздраконим, что ай да ну! - пригрозил отец. - Зато будет полная картина. А по анкетам устроить форум отцов и детей.
Забор отставил чай и воскликнул:
- Это же идея!
- Дарю! - сказал папа.
- Хватаю!.. А кто анкету составит? - спохватился Васька, нетерпеливо оглядывая нас всех и останавливаясь на папе, который один только улыбался. - Дядя Леша, вы?
- На заводах такой порядок: изобрел - внедряй! - сказал отец. - Что, Римма, возьмемся?
Без особого огня мама ответила:
- Подумать надо.
- Да, надо подумать, - уже серьезнее заключил папа, принимаясь за чай. - Я, пожалуй, завтра на планерке свое воинство потереблю. Ну, а сорвется - не обессудьте!
Я наелся, сказал, что посуду помою позже, и мы с Васькой опять ушли в мою комнату.
- Как ты думаешь, сделает? - спросил он, кивнув в сторону кухни; я, зная, сколько сейчас у отца забот и хлопот, лишь неопределенно выгнул губы. - Хоть бы!.. Мы бы такую штуку провернули, так бы выступили под занавес, что - м-м!.. - Он просмотрел свои пометки на листочке и хмыкнул: - Слышь, Эп, оказывается через три года мы с тобой женихи! Ты - через два даже!
Забор спрятал бумажку, отошел к окну и уставился на вечереющее небо.
- Поставь что-нибудь, - сказал Васька.
- Моцарта?
- А есть? - удивился он, обернувшись.
- Конечно, нету! - усмехнулся я. - Вспомнил твой вопрос. С чего ты вдруг Моцарта зацепил?
- Да так. Бегал на днях к отцу, ты же знаешь - он рабочий сцены в оперном... А там концерт, ну и услышал. Ничего!.. Сто раз слышал, а услышал впервые. А ты?
- Только имя.
- Да, имена-то мы знаем! Альфонс Доде и т. д. ! - сказал Васька и опять повернулся к окну.
У меня было двадцать восемь кассет, то есть семь километров пленки, а вот Моцарта на ней не было. Была «Шотландская застольная» Бетховена, которой я дразнил Нэлку Ведьманову, да три оперных увертюры, записанные по маминой просьбе, остальное - эстрада. Я поставил Тома Джонса, своего любимца. Пятерку отдал за перезапись. Том Джонс тут и пел, и говорил, и смеялся - блеск! Вот у кого английский!
Васька в такт задергал локтем и вдруг спросил:
- А это что? - Он взял с подоконника шишку и понюхал. - Настоящая!.. Ты что, Эп, правда был в лесу?
- Правда.
- Один?
- Не один.
- Молчу... Из нашего класса?
- Нет.
- Из нашей школы?
- Нет, - улыбаясь отвечал я: мне была приятна и Васькина догадливость, и его сдержанная попытка кое-что узнать, и мое таинственное отнекивание.
- Хм, тихоня!.. Надо срочно агитнуть Садовкину в лес... Да, с тебя полтинник, пока не забыл!
Я вынул из-под «Трех мушкетеров» железный рубль.
- Держи.
- Сдачи нет.
- И не надо. За меня и за Шулина.
- Ах да, Шулин же еще!.. С Шулина и началась эта каша. И за это ему спасибо. - Забор сел в кресло и на миг призадумался. - Конечно, в идеале мы все должны дружить, и мы подружимся. Но это слишком простая дружба, Эп, стадная, что ли, не знаю, как ее назвать. Дружба в первой степени - назовем так. А мне этого мало. Мне нужно покрупнее и поглубже - дружба в квадрате или в третьей степени! Понимаешь?
- Понимаю.
- И тут я разборчив, не каждого возведу в квадрат.
- Я тоже.
- Ну и вот!
- А Шулин у меня в квадрате!
- А у меня нет. У меня в квадрате ты!
- А геометрия говорит, что если две фигуры порознь равны третьей, то они равны и между собой!
- То геометрия!
- Нет, Авга - во парень! - заверил я и хотел было перечислить все, что мне в нем нравится, на решил, что незачем живого Шулина подменять скелетом. - А Садовкина у тебя в какой степени? - круто спросил я.
- В энной! - живо ответил Васька. Минуту помолчал и спросил: - Ну, Эп, где там задачки?
И стал переписывать.
Том Джонс запел «Лайлу», и я сразу ото всего отключился. После той встречи с двумя девчонками в заснеженном сквере и особенно сейчас, после знакомства с Валей, песня эта сделалась для меня символом чего-то неясно желанного и до боли необходимого.

Продолжение

Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Выход