Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Глава пятая

В школу мы с Авгой ходили вместе. Обычно или я замечал, как он шагает из своего Гусиного Лога, и махал ему с балкона, или он свистел с тротуара, а тут вдруг молча вырос на пороге за полчаса до срока. Наверняка ведь явился будить меня, опасаясь, как бы я не бросил-таки школу прямо с сегодняшнего дня, словно других будильников, и посерьезнее, не нашлось бы! Ну, Шулин! Ну, святая простота!
- Встал? - довольный, спросил он.
- А как же!
- Это хорошо!
Папы уже не было. Я сквозь сон слышал, как ему позвонили, и он срочно уехал - опять, видно, эта комиссия.
Из кухни выглянула мама.
- А-а, Сентябрь-Октябрь!
- Здрасьте, теть Рим!
- Здравствуй! Живо завтракать, оба!
Она быстро изжарила нам глазунью из четырех яиц, разложила по тарелочкам, налила кофе и занялась еще блинами. Есть я не хотел совершенно. Один вид этих яиц вызывал во мне тошноту, и я живо отделил Авге половину, сделав знак скорее слопать. Тут Шулин был крупным специалистом, миг - и яйцо исчезло, без пересадки улетело прямиком в желудок.
Мама кинула на блин.
- Ешьте! Ноябрь, ты чего миндальничаешь? Смотри, у Аскольда уже пусто, а у тебя?
- Да что-то настроение! - вяло сказал Авга.
- Что?
- Да муторное.
- Вот и ешь, развеется!
- Нет, тетя Рим, тут другое, - возразил Шулин, отправляя в рот второе яйцо и принимаясь сдержанно жевать его. - Со школой вот не знаю, как быть.
- То есть?
- Да похоже, надо кончать восемь и - фр-р!
- Как фр-р?! - удивилась мама. - Ты же десять хотел.
- Хотел, да осечка выходит.
Я сбоку воззрился на Шулина - что плетет этот рассчитавший свою жизнь человек?
- Дома нелады? - спросила мама.
- Да вроде лады.
- С дядькой конфликт?
- Терпимо.
- Что, тяжело стало учиться?
- Да ничего, тяну.
- Может, болен? - все тревожнее допытывалась мама.
- Исключено.
- Так в чем же дело? - вконец растерялась мама.
- Дурью мается, - заметил я.
- Почему? Нет! - спокойно сказал Шулин. - Грызет меня что-то внутри. Вроде как на работу манит.
- А как же геолог с охотоведом?
- Вырву из сердца!
- Ну, Март-Апрель, это действительно дурь! Еще наработаешься! Работать в ваши годы - это крайность, когда уж голова совсем во! - И мама постучала пальцем по столу. - Работа сейчас не тяп-ляп! А восемь классов - это же анемия! Малокровно и хило! Восьмилетка - всего лишь свечной огарок в прожекторе знаний!
Я наконец сообразил, что весь этот разговор Шулин спровоцировал ради меня, и решил молча следить, как он из него выпутается, но выпад против восьми классов задел меня, и я буркнул:
- Ну уж, огарок!
- Именно огарок! Вам его суют, чтобы вы дальше не спотыкались, а вы!.. нет-нет, Август, давай не ерунди, а закатывай выше рукава да берись крепче за ум! Жаль вот, что мать с отцом твои далековато, а то бы они тебе проветрили мозги!
Авга вдруг улыбнулся и сказал:
- Да, на это уж батя мастак, - мозги проветривать! Как услышим - с песней идет, так все к Сучковым, через огород! И сидим до утра, кукуем!
- Вот! А отчего это? От дикости и невежества!
- Коню понятно.
- Коню понятно, а ты школу бросать! Таким же извергом станешь!.. Не мотай головой, не заметишь, как скатишься! Одна рюмка, вторая и - пошел!
- Нет, тетя Рим, - уверенно заявил Шулин. - Может, курить буду, а уж пить - ни за какие деньги! Батя выпил и за меня и за моих детей, а сейчас и за внуков дует!
- Ужас! - только и сказала мама.
- Но я подумаю, тетя Рим, - пообещал Авга. - Да и Аскольд вон говорит, что я дурак.
- И правильно говорит!
- Чую. Ну, спасибо за все!
Провожая нас, мама шепнула мен, чтобы я еще потолковал с Шулиным, да покрепче, по-мальчишески. Я кисло кивнул, а выйдя из подъезда, огрел Авгу папкой по затылку. Он рассмеялся и заметил, что это всего лишь маленькая разведка боем и что теперь можно представить, какие ракеты ударят, если я поднимусь в атаку. Все это, однако, я предвидел и предвижу, и этим меня не устрашить; меня настораживал и волновал уже туман, в который я вдруг погружусь за ясным школьным порогом, так что кпд шулинской авантюры близок к нулю, а вот сам он не так, чертяка, прост.
День начинался неправдоподобно голубым и солнечным, как будто природа просила прощения у людей за вчерашнюю круговерть. Везде еще лежал снег, и все было стылым, но уже на частых сосульках шиферных крыш, как на ресницах, скапливались слезы, а с верхушек тополей, потренькивая по веткам, срывались подтаявшие льдинки.
Приглядываясь и прислушиваясь к весеннему утру, я, однако, больше внимал себе - во мне тоже шла какая-то весенняя реакция. Из мутной смеси вчерашних событий за ночь в сердце моем вдруг выпал пуховый осадок, и, еще не проснувшись, я радостно понял, что это связано с Валей, с тем, что живет на свете такая красивая девчонка сорвиголова, что она знает меня и что у нас с ней есть даже что-то недосказанное. Это меня особенно грело, потому что здесь теплилась возможность новой встречи, чтобы все досказать, а уж когда и где встреча - это детали. Тут еще не было никакой тайны, и, я, казалось бы, мог прямо рассказать об этом Шулину, но что-то удерживало меня от откровенности. А чувства просились наружу, не терпелось хоть полунамеком выдать их. И вот, заметив, каким пристальным взглядом Авга проводил через дорогу толстушку с портфелем, я спросил:
- Авга, у тебя есть девчонка?
- Здесь нету, а в деревне была, - охотно ответил он, нисколько не удивившись.
- Ты же там в шестом только учился, какие тогда могли быть девчонки? - усомнился я.
- А что, есть правила, с какого класса заводить девчонок? - недовольно спросил Шулин.
- Нет, конечно, но...  как-то рано.
- Это вы тут размазываете: рано, нельзя, опасно! А у нас просто! - И Авга пропел мне на ухо: - Ты почто меня ударил балалайкой по лицу? Я потом тебя ударил - познакомиться хочу!.. Любка ее звали, Игошина. Набесимся, бывало, допоздна, а потом я ее провожал, чтоб никто не напугал. Она заикалась. А этим вахлакам только и давай таких, которых бы испугать! Я их гонял, как поросят. Ничего была девка. Хотя дура, конечно,  - что-то вспомнив, поправился Авга.  - Как-то идем летом, темно уже, звезды, новолуние. Смотри, говорит, спутник летит. Я башку задрал, а она меня чмок в щеку, как телка!
- В шестом-то классе?
- Еще в пятом!
- Ого!
- Так я к ней с неделю не подходил!
Я вдруг увидел Валины губы, увидел, как она обмахивает их кончиком косы, и у меня разгорелись уши.
- А дальше как? - спросил я.
- Как... Отвадил, коню понятно!
- Хм!.. Ну, а тут что, не нравятся городские?
- Наоборот! - воскликнул Шулин. - Девчонки тут - будь-будь! Вон видишь, какая цаца пошла?
- Вижу.
- Не идет, а пишет!.. Но я и боюсь!
- Да ну тебя!
- Правда. Они и сами от меня шарахаются. Понимают.
- Что понимают?
- Что я им неровня.
- Балда ты, граф, осиновая с медной нашлепкой!
- Ладно, замнем для ясности.
Только сейчас я сообразил, что, открыв Шулина и подружившись с ним, я забыл про других, для которых он остался, наверное, тем же деревенским тупицей, каким был и для меня. Это непростительно!.. А вдруг и я не открыт и считаюсь простофилей? А почему «вдруг» - точно! Может быть, вообще все мы кажемся марсианами, пока не откроем друг в друге людей?.. Я глянул на хмурый Авгин профиль. Лоб его, нос, губы и подбородок образовывали почти одинаковые выступы, похожие на притупленные зубья огромной циркульной пилы. Шулин был действительно сколочен грубовато и, пожалуй, не по вкусу нашим девчонкам. Ну, и плевать на них! Я им тоже не по вкусу! Не вешаться же теперь! Дело-то глубже легкомысленных девчачьих вкусов! А если глубже, то Авга во сто раз лучше того же Мишки Зефа, Аполлона Безведерного. Я так и хотел сказать Шулину, но понял, что это выйдет несолидно, к тому же Зеф, может, и ничего парень, только я его еще не открыл.
Авга толкнул меня бедром и лукаво заметил:
- А ведь и у тебя нету девчонки, нету ведь? А почему?
Я пожал плечами и легко ответил:
- Не знаю.
- Ну вот, - обрадовался Авга. - Значит, мы два сапога пара! Только я опять не понимаю. Как это у тебя, такого городского гуся, нет девчонки?.. Да будь я на твоем месте...
Я рассмеялся.
Мы свернули в переулок, где в глубине обширного двора стояла наша кирпичная, неоштукатуренная школа. Славная старушка! Конечно, мой уход решен, но сделать это надо добро и весело, а не как вчера - с горечью и обидой.

Толпы нашего брата гудели в вестибюле, кишели в раздевалке. Я поздоровался с тетей Полей, готовый уверить ее, что все в порядке, если она поинтересуется вчерашним, но тетя Поля, видно, уже трижды забыла вчерашний день.
Всюду носилась малышня. На третьем этаже, у восьмиклассников, суеты было меньше, но шума столько же. Девчонки жались к батареям, пацаны вертелись перед ними. Зеф, пританцовывая, что-то рассказывал. Увидев меня, он крикнул:
- Эп, сюда!.. Внимание! Труднейший матч СССР - Англия выиграл нокаутом советский школьник Аскольд Эпов! - И, как боксеру на ринге, поднял мне руку.
Кто захлопал, кто захихикал, посыпались реплики:
- Бесстыжий!
- Качать Эпа!
- Гы-гы-гы!
Только тут я понял хамский смысл его репортажа и выдернул руку. Все, что медленно скапливалось в душе моей против Зефа, поднялось вдруг и замутило голову. Я как держал папку с учебниками в левой руке, так и врезал ею Мишке. Он захлопнул лицо руками, девчонки охнули, а я оглушенно двинулся в класс. Шулин в дверях одобрительно пожал мне локоть.
Дали звонок.
Народ стал рассаживаться, шушукаясь и косясь на меня. Зефа не было. Уже вошла Нина Юрьевна, математичка и наша классная, уже проверили домашнее задание... Явился Зеф посреди урока, с влажным и бледным лицом, припухшим носом, подняв воротничок пиджака и пальцами сцепив борта у горла, как будто замерз.
- Ты где был? - удивилась Нина Юрьевна.
- Кровь из носа шла, - ответил Зеф.
- Какая кровь?
- Обычная. - Мишка на миг распахнул пиджак и на белой рубашке дико полыхнуло красное пятно.
- Садись! - испуганно разрешила математичка.
Мне стало не по себе и от вида окровавленной рубахи и от того, что это сделал я. К концу урока мне передали записку от Зефа. В ней два слова: «Береги сопатку» - и кровавый оттиск - к рубашке, наверное, прикладывал. Значит, после занятий драка, там, в тупике, за левым крылом школы, где дерутся обычно и где всегда кто-нибудь стоит «на атанде». Я не представлял себя дерущимся, потому что никогда еще не дрался, а только разнимал, но, видно, так уж устроена жизнь, что рано или поздно драться надо. Правда и Зеф не слыл драчуном, но был нагл и безбожно хулиганист. Последний номер Зеф отмочил перед маем. Класс освещали четыре матовых плафона на трубчатых шлангах. Мишка связал их ниткой и в тот момент, когда вошла наша старенькая чертежница Евгения Ивановна, потянул нитку. Плафоны враз качнулись. Евгения Ивановна охнула и качнулась тоже - ей показалось, что у нее закружилась голова и она падает. Жаловаться старушка не стала, но пол-урока поварчивала, что, мол, спасибо ее крепким нервам, а то был бы нам смех.
- Ну-ка, ну-ка, - сказал Авга, беря у меня записку. - Ага... - И, что-то написав на обороте, отправил бумажку назад.
- Не надо вмешиваться, - вяло сказал я.
- Надо! - уверил он.
На перемене я не вышел из класса. Следующим был английский, и мне хотелось посмотреть урок еще раз. Если Светлана Петровна и не вызовет, то буду хоть руку тянуть, пусть видит, что учил и что в эфире хулиганил не зря.
Но драка сбивала с толку. А тут еще подсел Забор. Его темные глаза с темными ресницами были так сильно втянуты в глазницы, что казалось, будто в голове вакуум. Эта заглубленность делала взгляд Васьки пронзительно-цепким и суровым. Такие глаза пошли бы инквизитору или гипнотизеру, но шли они и нашему комсоргу, броско выделяя его из нас.
- Значит, со Спинстой улажено, - задумчиво, как бы ставя мысленную галочку, сказал Забор.
- А не пора ли сменить прозвище? - сердито спросил я. - Это же гадко - так называть молодую женщину!
- А что, есть резон! - живо согласился комсорг. - Есть, есть! Это ты прав! Надо будет принять неофициальное решение, а то действительно смех. Это мы провернем. Слушай, Эп! - тише заговорил он, склонившись ко мне. - В субботу у Садовкиной день рождения. Вот он, списочек приглашенных. - Васька вынул из кармана бумажку. - В списочке и ты, конечно. Надо маг с пленками приготовить, ну и, естественно, полтинник - на подарок!
- Шулин приглашен?
- Нет.
- Тогда и я пас.
- Что, Эп, за хохма? И вообще, что сегодня с тобой? Зефу по морде съездил! На меня кидаешься! Это тебе не так, то не этак! - возмутился Васька. - Именины не у меня, а у Садовкиной, и при чем тут Шулин?
- А при том, что вы его за человека не считаете! - зло выпалил я, хлопнув учебником.
- Кто не считает?
- Вы все!
- Спятил.
- Спятил?.. А у Мирошникова был день рождения, пригласил он Авгу?.. А у Ленки Гриц?.. Да и у тебя в феврале собирались, ты звал его? - припомнил я.
- Чш-ш! - с оглядкой зашипел комсорг. - Это не потому, что за человека не считаем, а просто автоматически: кто раньше был, тот и потом. Всегда так!
- Автоматически и есть бесчеловечно!
- Ну, ладно. Значит, Шулин тебе нужен?
- Мне все нужны! И я хочу, чтобы и я нужен был всем! - Неотвратимость предстоящей драки, в которой меня могут убить или покалечить, что, говорят, случается сплошь и рядом, настроили меня на какую-то болезненную откровенность, точно я оставлял устное завещание. - Класс один, а живем кучками, как сектанты!.. И не знаем, у кого что за душой!.. Обидно это, Забор!
- М-да... - задумчиво буркнул Васька, вдвое, втрое, вчетверо складывая списочек и ногтями заостряя сгибы. - М-да... Давай-ка пока с Шулиным решим, о’кэй!
Дали звонок.
Зеф вошел лениво, задерживая остальных. Наши взгляды встретились, и я не уловил ожидаемой ненависти, а лишь какое-то надменное любопытство; хотя Зеф был артистом - он мог волка и ягненка играть одновременно. Но странно, что и я уже не злился на него. Тот удар разрядил меня, как искра лейденскую банку, и не будь записки, я бы даже извинился перед Мишкой, но теперь всякое извинение превращалось в трусливый пас.
Поторапливая замешкавшихся, в класс протиснулась тучная и медлительно-строгая Анна Михайловна, завуч, с неизменным двухцветным карандашом в руке.
- Ребята, - сказала она, перекрывая шум, - Светланы Петровны не будет. С сегодняшнего дня она вынуждена уйти в отпуск. - Какая-то дура сзади хихикнула, и Анна Михайловна постучала карандашом по столу. - Девочки, ничего тут смешного нет! Вы будущие матери и должны понимать. - Тут фыркнул кто-то из пацанов. - И для вас тут нет ничего смешного, будущие отцы!.. Нового учителя мы нашли, но предупредить не успели, поэтому в расписании небольшая перестановка. Сейчас будет черчение вместо английского, а завтра наоборот, будет английский вместо черчения. Ясно? Чш-ш, знаю, что альбомов нет - на листочках! Пожалуйста, Евгения Ивановна! - сказала завуч, увидев входящую чертежницу.
Сухонькая Евгения Ивановна, не отпуская дверной ручки, поглядела на потолок: у нее за один сеанс выработался условный рефлекс. Убедившись, что плафоны не качаются, она, с большими деревянными треугольниками, транспортиром и линейкой радостно кивая нам, живо просеменила к столу.

Выход