Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |
Глава семнадцатаяВаля охотно согласилась заполнить анкету и даже ладони потерла, ну, мол, сейчас я тебя насквозь разгляжу, хотя я и так был перед нею как стеклышко. Она села в кресло за журнальный столик, я - на диван. Мне был приятен этот миг, приятно было сознавать, что вот я, Аскольд Алексеевич Эпов, до сих пор живший сам в себе, открываюсь для других.
С вопросами я столько навозился, что все ответы я выдавал без задержки. Если мой ответ совпадал с Валиным, она удовлетворенно кивала, если нет - вскидывала брови.
- Твой любимый классический поэт?
- Пушкин.
- Так... А современный?
- Пушкин.
- Ты что, Эп, современных не читаешь?
- Не почитаю.
- Значит, не дорос еще.
- От Пушкина-то дорастать?
- Ладно-ладно, оставайся со своим Пушкиным, - сдалась Валя. - Твои любимые предметы?
- Математика и физика.
- Так... Нелюбимые?
- Один русский.
- Ой ли? - усомнилась Валя. - А английский?
- М-м...
- Не бойся, не обижусь.
- Я не боюсь. Просто мне стало интереснее. Нет, правда! Кстати, переведи одну фразу!.. Сейчас... М-м, ага! Here’s a health to thee Mary!
- Твое здоровье, Мери.
- Правильно! А знаешь, откуда это?.. Эпиграф к стихам Пушкина:Пью за здравие Мери.
Милой Мери моей.
Тихо запер я двери
И один без гостей
Пью за здравие Мери.У меня даже мысль появилась - выбрать из Пушкина все на английском языке, так, для интереса, хотя кто-то, наверно, давно уже выбрал и, может быть, даже защитил диссертацию.
- Эп, я же говорила, что в тебе спит англичанин и что я разбужу его! Кажется, разбудила.
- А знаешь, Валя, он, по-моему, не спал, а дремал. Еще до тебя я Вовке Желтышеву придумал кличку Елоу. Все подхватили, но, конечно, на русский лад - Еловый!
Валя засмеялась, но тут же нахмурилась.
- Ага, значит, ты сам дремал, сам проснулся, а я тут ни при чем? - спросила она.
- Ну, что ты!.. Без тебя я бы, может, так и умер в полудреме! - признался я, и Валя просияла. - Кстати, я и тебе прозвище нашел - «Буллфинч».
- Действительно, я прямо спятил с этим английским. Ложусь с ним и встаю, ем и пью, кричу и пою, даже спорю по-нерусски с Мебиусом. О том, что я все хватаю на лету, Валя сказала в тот раз нарочно, для родительского успокоения, она и сама еще не знала, как я потяну лямку, но скажи она это теперь - была бы права. Во мне вдруг пробились какие-то неведомые родники, просветленно-жгучие, и били без устали, освежая и обновляя меня. Казалось бы, ну что можно успеть за считанные дни, а вот успел!..
Анкетный свиток развивался дальше.
- О, приготовься, Эп! - оживилась Валя и впилась в меня лукавым взглядом. - Есть ли у тебя подруга?
Я гмыкнул и спросил:
- А ты как думаешь?
- Эп, не юли!
- Кажется, есть.
- Так и писать - «кажется»?
- Не знаю.
Валя испытующе посмотрела на меня, печально-осуждающе качнула головой и написала: «есть» - без «кажется». Слабый я человек: во мне что-то дрогнуло, и к векам мгновенно подступил влажный жар. А Валя продолжала:
- Куришь? Нет, - сама же ответила она. - Пьешь? Нет.
- Пью.
- Как пьешь?
- Как нальют: полстакана - полстакана, рюмку - рюмку. По праздникам, конечно.
- Ну и пьяница - насмешил! - развеселилась Валя. - По праздникам и я пью. Это не считается.
- А мы решили считать.
- Тогда у вас все алкоголиками будут.
- Вот и проверим.
- Ох, и влетит вам!.. Ну, ладно, поехали дальше... Хочешь ли ты оставить школу?
Сейчас острота этого вопроса притупилась, а последние дни все больше убеждали меня в том, что десятилетку оканчивать надо, иначе можно вывихнуть свою жизнь, но тут я решил проверить Валю и твердо ответил:
- Хочу.
- Эп, да ты что! - валя бросила ручку и выпрямилась. - Хочешь остаться со свечным огарком, как говорила Римма Михайловна?
- У нее же мрачный взгляд.
- Но и точный!.. Я это поняла! А в точности всегда, наверно, есть доля мрачности.
- А тебе ни разу не хотелось бежать из школы?
- Наоборот! Мне всегда хотелось бежать в школу, и только в школу, чтобы, кроме уроков, ни о чем не заботиться, а уроки для меня делать - это семечки щелкать! - Валя уже отвлеклась от моих дел и подключила свои переживания. - Правда, Эп! Та, будущая самостоятельность меня пугает!.. А вдруг это будет очень трудно? Вдруг я не справлюсь?
- Не пугайся, у тебя не будет самостоятельности, - сказал я, чувствуя, что готовлюсь к сальто-мортале.
- Почему это?
- Выйдешь замуж - и все! - крутанул я.
- А замуж - это что, не самостоятельность?
- Нет.
- Ух, ты, какой философ!
- А что, вон Евгений Онегин был философом в осьмнадцать лет, - напомнил я, возвращаясь в свой диапазон. - Мне вот-вот шестнадцать, пора начинать философствовать.
- Как, Эп, тебе разве будет шестнадцать? - удивилась Валя.
- Да, - печально подтвердил я. - Я с пятьдесят седьмого.
- А я с пятьдесят восьмого, и мне в июле будет уже пятнадцать, - радостно сообщила Валя.
- Дитя!.. А что было в пятьдесят восьмом?
Валя задумалась.Конечно, сам по себе год рождения человека ничего не значит для его жизни. Например, отец мой родился в год смерти Репина, а мама - в год смерти Горького, но папа не стал художником, а мама не стала писателем. А я вот появился на свет вечером 3 октября 1957 года, а 4 октября у нас запустили первый искусственный спутник Земли - как бы в честь меня. Это ли не намек на мое будущее? И я, полюбив физику с математикой, действительно рванулся туда. Пусть это смешно и даже глупо - стыковать случайные вещи, ведь в том же октябре родились еще тысячи самых разных людей, в том числе и ненавидящих физику с математикой, но уж очень хотелось увязать свою судьбу с мировыми событиями.
- Не помню. А зачем?
- Да так.
- Ой, темнишь, Эп! - Валя погрозила мне пальцем. - Или это и называется философствовать?.. А знаешь, мне иногда кажется по твоим глазам, голосу, мыслям, что ты взрослый и только прикидываешься мальчишкой. Правда, правда!
- А это плохо?
- Наоборот! Приятно иметь другом мальчишку и взрослого в одном лице. Как-то надежнее, - прошептала Валя. - Стой, а почему ты не в девятом?
- Я долго во втором классе проболел... Как подумаю, что остался бы всего год, так аж зубы ломит!
- Ничего, Эп, два года - тоже пустяк! Выдюжишь! Я тебе не дам скучать! - загадочно щурясь и подбадривающе кивая, сказала Валя. - Так я пишу «нет»?
- Если очень сильно попросишь.
- Ух ты, хитрый! Для него же - и еще просить! - легонько возмутилась она, но подошла ко мне, прижала мою голову к своему животу и, гладя ее, словно котенка, ласково заприговаривала: - Эпчик, миленький, хорошенький, пригоженький, не бросай школу, а то дурачком станешь, бякой, никто тебя любить не будет! - Я млел, улыбаясь и закрыв глаза: значит вот какая тут нужна шоколадка! - Хватит?
- Еще!
- Ишь, разнежился! Хватит, Эп!
Дальше особых разногласий не возникло, лишь когда я признал женский и мужской пол равными, Валя заметила, что женщины, наверное, хуже, а когда на вопрос, кто у нас глава семьи, ответил, что наша семья безголовая или двухголовая и что так и надо, Валя уверенно заявила, что это ошибка и что во главе семьи должен стоять мужчина, и даже пристукнула кулаком. На этом совместный труд наш закончился, Валя пожала мне руку, сказала, что по анкетным данным я парень хоть куда, а без анкет еще лучше, и вдруг спохватилась:
- Уроки-то, Эп! Я же еще уроки не сделала!
- А где же ты была до пяти? - спросил я.
- На свидании, - отшутилась она.
- А почему днем?
- Потому что вечером с тобой. - Она вскинула руки мне на плечи, ткнулась лбом в грудь, но, почувствовав, что я собираюсь обнять ее, живо отстранилась: - Все, все, Эп!.. Уж нельзя просто так прислониться!
- Нельзя.
- Проводишь?
- Через полчаса.
- Нет, Эп, сейчас. А то не успею.
- Уроки, уроки! - вздохнул я. - Они отравляют даже вот такие редкие минуты!.. Валя, а давай сегодня забудем про уроки, а! Сегодня было так хорошо!
- Не могу, Эп. Когда вечер, а уроки не сделаны, меня прямо сверлит всю! Хуже, чем голод.
- Ну десять минут!
- Эп!
- Ну хоть пять!
Валя покачала головой.
Я оделся и хмуро приоткрыл дверь нарочно лишая себя прощального поцелуя и этим думая наказать Валю, но она прижала дверь ногой и молча, чуть исподлобья, осуждающе-выжидающе уставилась на меня. Я не выдержал и поцеловал ее в щеку.
Было прохладно. Я накинул на Валины плечи свой плащ, оказавшийся ей почти до пяток, и взялся за пустой, как у инвалида, рукав.
Застекленные двери железнодорожных касс, сверкая, беспрерывно мотались, и люди, как пчелы у летка, так неугомонно сновали туда-сюда, что даже странным казалось, что они не взлетают, как пчелы.
Валя кивнула на кассы.
- Эп, давай купим билеты куда-нибудь далеко-далеко и без числа. Когда захотим, тогда и уедем.
- Вдвоем?
- Вдвоем.
- Давай.
Я запустил руку в карман плаща, нащупал сквозь тонкую материю Валину руку и сжал ее.
- Эп, - шепнула она, - я тебе завтра что-то скажу.
- Что?
- Что-то... Очень важное!
Я вздрогнул.
- Скажи сейчас.
- Сейчас этого еще нет.
- Чего этого?
- Ну того, что я хочу сказать.
- А откуда ты знаешь, что это завтра будет?
- Да уж знаю.
- А раз знаешь, можешь сказать сейчас.
- Нет, Эп, пока не сделаю, не скажу!
- Хм!.. Э-э, а завтра мы не сможем встретиться, - огорченно протянул я. - Завтра моя комиссия будет весь день обрабатывать анкеты. Я же председатель.
- Значит, послезавтра, в субботу.
- Послезавтра форум.
- Ну, тогда в воскресенье.
- Нет, Валь, это очень долго!
- Не долго, Эп. Было дольше.
- Тогда вот что, - вздрогнув, сказал я, осененный внезапной мыслью. - Завтра в двадцать один ноль-ноль я выйду в эфир. Лови меня. Я тебе тоже что-то скажу, ладно?
- Ладно, - тревожно согласилась она.
- Сверим часы.
У перекрестка Валя свернула к трамвайной остановке. Я послушно брел рядом, не желая больше ни продлевать свидание, ни даже о чем-либо говорить. Таинственное обещание Вали и мое собственное, сумасшедшее, окутали меня вдруг каким-то усыпительным теплом. Мысленно я уже перенесся туда, в завтрашний день, пытаясь угадать ее слова и повторяя свои, и поэтому расстался с Валей легко, почти радостно, словно это расставание приближало миг неведомых откровений...Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |