Николай Рождественский

Матрёшка

Автобус остановился у светофора. Иванов протёр в запотевшем стекле, к которому он был прижат, круглое окошко и стал смотреть на улицу. На улице шёл дождь. Разноцветные огни светофоров и стоп-сигналы машин дрожащими столбиками отражались в лужах. По переходу бежали люди. 

Послышалось шипение, и рядом с автобусом Иванова плавно затормозил другой автобус. По его серебристому боку тянулась длинная надпись на непонятном языке. Сквозь затемнённые стекла виднелись ряды мягких кресел. Пассажиры, занимавшие только несколько первых рядов, сидели в ленивых позах и рассеянно смотрели по сторонам. В проходе стояла женщина и что-то оживленно говорила в микрофон, делая рукой выразительные жесты. 

В окне против себя Иванов увидел изящную молодую блондинку в чудном малиновом капоре на голове. Сосредоточенно сдвинув брови, она безуспешно пыталась открыть большую, ярко раскрашенную матрёшку. Вместо того, чтобы повернуть половинки друг относительно друга, она изо всех сил тянула их в разные стороны. 

«Вот чудачка, - подумал Иванов. - Интересно, как она с такими познаниями дома хозяйничает? Ни одной банки, наверное открыть не может. Вот мужику-то её подарочек». 

Безнадежно вздохнув, блондинка оставила матрёшку и посмотрела в окно. Ее скучающий взгляд встретился с серьезным взглядом Иванова. Несколько секунд они изучали друг друга. Затем блондинка улыбнулась и кокетливо помахала Иванову пальчиками. 

Иванов растерялся. Он уже давно забыл, что надо делать в таких случаях. Временные щели в его жизни между работой и домом с женой и двумя детьми были слишком узки, чтобы в них могло втиснуться что-нибудь легкомысленное. Глядя на молодых девушек, он думал прежде всего о том, что его старшая дочь уже подходит к тому опасному возрасту, когда человеку хочется быть не хуже других, и во что это обойдётся напряженному семейному бюджету. 

Подумав немного, Иванов решил улыбнуться в ответ, но тут же вспомнил о своём переднем зубе, недавно сломанном при попытке надкусить найденный в холодильнике сервелат, уже полгода хранившийся там ко дню его рождения, и поспешно сжал губы. 

Блондинка весело смотрела на него через своё затемненное стекло. «Надо что-то делать, - лихорадочно соображал Иванов. - А то ещё подумает что-нибудь. Им и так о нас чёрт знает что плетут». 

От внезапно свалившегося груза ответственности ему стало жарко. 

И вдруг его осенило. 

Быстро увеличив щекой протёртое пространство стекла, он с трудом поднял руки и стал делать ими энергичные крутящие движения. 

На лице блондинки появилось недоумённое выражение. Потом её глаза со страхом расширились, и она вопросительно показала на свою шею. 

«Не так понимает!» - с досадой подумал Иванов. Он попытался руками изобразить форму матрёшки, желая показать, что он имеет в виду, но при этом локтем задел лицо стоявшей сбоку тучной гражданки. Гражданка с опаской покосилась не него, крепче прижала к груди полиэтиленовый мешок, доверху наполненный пакетами молока, и сделала попытку отодвинуться в сторону. 

На светофоре рядом с красным зажегся жёлтый сигнал. 

«Что ж делать-то, господи! - с отчаянием думал Иванов, тоскливо глядя на непонятливую блондинку и машинально продолжая крутить руками. - Сейчас ведь уедет, и всё. И будет потом у себя там рассказывать, как ей здесь голову хотели свернуть. Как пить дать, будет». 

Соседний автобус выпустил облако дыма и медленно тронулся с места. 

Иванов понял, что больше медлить нельзя. Мощным рывком он отодвинул в сторону форточку, с трудом высунул в неё голову и изо всех сил заорал:

- Вертеть её надо, понимаешь, вертеть!!!

Но серебристый автобус с заморской блондинкой был уже далеко. И с высунутой головой Иванова поравнялся фургон с надписью «Техпомощь», в котором сидело трое рабочих в оранжевых жилетах. 

- Что, отец, освежиться вышел? - весело крикнул один из них. 

Иванов ничего не ответил и, стараясь не прищемить уши, осторожно всунул голову обратно. Пассажиры молча смотрели на него. 

- Бестолковые они все-таки, - ни к кому не обращаясь, сказал он, вытирая лицо, по которому сбегали крупные капли дождя.