www.dutum.narod.ru
И.НЕЧАЕВ   РАССКАЗЫ  ОБ  ЭЛЕМЕНТАХ
Глава пятая  БЛАГОРОДНЫЕ ГАЗЫ

Газ из минерала

Однажды после очередного доклада в Королевском обществе об опытах с аргоном Рамсэй получил письмо от геолога Майерса. На докладе Майерс не присутствовал, но, очевидно, слышал о нем.
«Не знаю, — писал Майерс, — пытались ли вы соединить аргон с металлом ураном. Если не пытались, то, мне кажется, стоило бы попробовать это сделать. Несколько лет назад американский геолог Хиллебранд заметил, что из уранового минерала клевеита, если его нагревать в серной кислоте, выделяется очень много газа. Хиллебранд утверждает, что этот газ — азот. Но, может быть, там есть и аргон? Мне кажется, что это следовало бы проверить: почем знать, может быть, в состав клевеита входит химическое соединение урана с аргоном?»

Совет Майерса показался Рамсэю дельным. Но где достать клевеит? Это очень редкий, дорогой минерал, его находят только в Норвегии. На всякий случай Рамсэй послал сотрудника по лондонским магазинам поискать клевеит. И тому повезло: у одного торговца минералами он достал за 18 шиллингов две унции клевеита (около 60 граммов).
Ассистент Рамсэя тотчас же бросил минерал в серную кислоту, подогрел. Клевеит запенился, из него пошел газ. Но Рамсэй, занятый другими опытами, не стал его пока исследовать, а велел сохранить в плотно закрытом сосуде.

Прошло полтора месяца.
За это время Рамсэй сделал еще несколько попыток получить соединения аргона, но все безуспешно. Наконец его терпение иссякло; он понял, что бессилен против этого сверхстойкого, удивительно пассивного вещества. Но, прежде чем признать себя окончательно побежденным, Рамсэй решил еще напоследок проверить газ из клевеита.
Прежде всего надо было узнать, азот ли это, как утверждал Хиллебранд, или аргон.
Ассистент Рамсэя напилил магниевых опилок, накалил их докрасна и пропустил через них газ. Будь это азот, он застрял бы в ловушке: магний должен был его поглотить. Но газ вышел из ловушки почти нетронутым. Значит, Хиллебранд был не прав.

Тогда Рамсэй направился в темную комнату для лаборатории, чтобы посмотреть, какой спектр дает этот газ. Он взял трубку, по краям которой были впаяны металлические пластины — электроды, и насосом выкачал из нее воздух. Потом впустил туда газ и подвел к электродам ток. Тотчас же газ в трубке засветился.
Рамсэй посмотрел в спектроскоп.
Там виднелось много светлых линий разных цветов и в том числе очень яркая желтая линия.
«Натрий! — подумал Рамсэй. — Наверное, в магниевых опилках была примесь натрия. От него никогда не убережешься...»
Чтобы легче было разобраться в этом сложном спектре, Рамсэй наполнил другую трубку чистым аргоном и тоже пустил через нее ток. Теперь он видел в спектроскопе спектры от обеих трубок, и их можно было сравнивать.

В обоих спектрах много линий совпадало. В спектре чистого аргона тоже виднелась желтая линия, но более слабая. Очевидно, и во вторую трубку затесалась небольшая примесь вездесущего натрия.
Но почему-то желтая, натриевая линия второй, контрольной трубки стояла чуть в стороне от желтой линии газа из клевеита.
Рамсэй подправил спектроскоп, покрутил трубку с целью, чтобы линии сошлись. Но они остались на своих местах. Они стояли совсем рядом, но все-таки не сливались.

— Наш спектроскоп разладился, — сказал Рамсэй ассистенту.
И он зажег свет, разобрал прибор и тщательно протер стекла. Но это не помогло: восстановив спектроскоп, Рамсэй снова увидел, что желтые натриевые линии от обеих трубок стоят врозь.
Что за наваждение?
Со времен Бунзена и Кирхгофа всем химикам и физикам было известно, что линия натрия занимает строго определенное место в спектре. Если взять тысячу образцов натрия из самых различных мест земного шара, то, где бы их ни исследовали, они все дадут одни и те же желтые лучи, одну и ту же линию в спектроскопе. Почему же здесь, в лаборатории Лондонского университета, линии натрия разошлись?

Несколько минут Рамсэй неподвижно сидел у спектроскопа, устремив глаза на трубку с газом, пылавшую холодным золотистым огнем. Собственно говоря, найти объяснение было нетрудно. Рамсэй уже нашел его. Он боялся только, что это объяснение чересчур смело и рискованно. Он не решался поверить собственной удаче.
В самом деле, почему бы не допустить, что в этой трубке, кроме аргона, есть еще что-нибудь?
Еще новый, неизвестный элемент?

Тут же в уме Рамсэя мелькнуло готовое название для него — криптон: в переводе с греческого это значит «тайный, скрытный».
Рамсэй немедленно принялся проверять свое предположение. Много часов, не замечая времени и усталости, он провел в темной комнате; он изучал спектр газа из клевеита, сличая его со спектрами аргона, азота, натрия. Но его плохонький спектроскоп не годился для решения такой сложной задачи. И в конце концов Рамсэй решил обратиться к своему товарищу, физику Круксу, большому специалисту по спектроскопии. Он послал Круксу трубку с «криптоном» и просил исследовать его спектр.
Это было вечером 22 марта 1895 года.

А на другое утро в лабораторию явился почтальон. Рамсэя вызвали из темной комнаты и вручили телеграмму.
«Криптон — это гелий, — сообщал Крукс. — Приходите, и вы увидите».
Рамсэй пошел и увидел: желтая линия газа из клевеита в точности совпадала с загадочной желтой линией из солнечного спектра, с линией гелия.
Так солнечное вещество было найдено на Земле.

55


<<<
Оглавление