www.dutum.narod.ru
И.НЕЧАЕВ РАССКАЗЫ ОБ ЭЛЕМЕНТАХ
Глава третья ВЕЩЕСТВО ГОЛУБОЕ И КРАСНОЕ
Потешные огни и отец русской науки Прохладное санкт-петербургское лето.
Середина XVIII века, годы царствования Елизаветы Петровны.
На набережной Невы, напротив здания Академии наук, стучат молотки, визжат пилы, свистят рубанки. Это строят лаборатории для русских академиков с заморскими фамилиями и иноземными именами. Плотники режут лес, сбивают доски, строят громадный плот. На плоту укрепляют высокие стеллажи, колеса, лестницы, помосты. Плот украшают гирлянды цветов, бумажные фонарики, наряженные куклы. Иные куклы — в рост человека. Другие столь велики, словно это жители сказочной мифической страны Гипербореи.
Парчовые, атласные и бархатные занавесы и декорации изображают зеленые леса, склоны холмов, зреющие поля и небеса с облаками.
Ко второй половине дня к берегам Невы стекались толпы народа. К вечеру плот спускали на воду. А с наступлением темноты посреди Невы на плоту начиналось грандиозное феерическое представление. Каскады разноцветных огней подымались в воздух. Они ослепляли зрителей и поражали их воображение своим бесконечным разнообразием.
Посреди театра-плота обыкновенно помещалось громадное «китайское колесо», похожее на гигантское вращающееся солнце с брызгами разноцветных искр. Колесо образует как будто сияние вокруг огромной фигуры богини, у ног которой расположены куклы. По краям плота высоко в небо льют огненные фонтаны струи зеленых, фиолетовых огней.Кроме пиротехника-чародея, владевшего секретом цветного огня, в толпе часто присутствовал еще один человек, для которого в волшебной феерии не было тайны. Этот человек был плечист и высок ростом. На нем был парик, атласный камзол с золотым шитьем, бархатные панталоны до колен, чулки и туфли с пряжками. Угловатые движения, громкая, порой резкая речь, странные повадки выделяли его из толпы дворцовой знати и челяди.
Благодаря своему уму и своенравному характеру эта оригинальная фигура казалась особой не только на фоне праздничной толпы, но и на фоне всей елизаветинской России. Широкоплечий человек в камзоле и парике был «отцом русской науки», это был сын холмогорского крестьянина рыбопромышленника — Михаил Васильевич Ломоносов.
Ломоносов был не простым зрителем. По указу Елизаветы ему приходилось составлять программу праздника, придумывать замысловатый сюжет аллегорий, делать наброски рисунков для декораций и, наконец, даже писать для представления стихи.
Ломоносов учил пиротехника придавать новые оттенки огням, устраивать более оглушительные взрывы ракет, делать более мощными и высокими струи фонтанов.
Чаще всего, окончив приготовления к празднику, Ломоносов уходил в свою лабораторию. Она находилась неподалеку от Невы. Эта первая в России химическая лаборатория была устроена в «ботаническом дворе» — на задворках академии. Сняв парик и камзол, засунув за ухо, по школьной привычке, перо, садился Ломоносов к столу, уставленному склянками, стаканами.В отчетах академии часто отмечалось отсутствие Ломоносова на торжествах и заседаниях как «сильно занятого в лаборатории». Лаборатория была невелика. Она занимала шесть с половиной сажен в длину и пять в ширину. Оборудование ее было нехитро. В первой большой комнате был устроен очаг с кожухом и трубой, в которую уходили вредные газы. В другой, меньшей, Ломоносов читал лекции. В третьей комнате находились химические снадобья и аппаратура. Деревянные весы и химический журнал, в который записывал Ломоносов свои мысли образным и точным языком, помещались тут же на столе.
Среди этих записей можно было прочитать такие слова:
«И когда через слияние материй разные цвета происходят... их можно выведывать через проницательную оптику».
Что значили эти слова? Вдумайтесь в них, и вы поймете, что Ломоносов первым из ученых угадывал таинственную связь между природой вещества и цветом пламени горящего тела.
В дни, когда Ломоносов сделал эту запись, строение вещества пытались объяснить самыми путаными и противоречивыми теориями. Еще прочно господствовала теория флогистона.
Ломоносов уже догадывался о ложной сущности этой теории. На деревянных весах, находившихся на столе по соседству с журналом, Ломоносов своими опытами с окалиной задолго до Лавуазье установил закон сохранения вещества.В годы, когда жил Ломоносов, не был еще открыт ни один элемент. Но Ломоносов тогда уже догадывался, как устроены тела.
«В киновари есть ртуть, — пишет он в своих записках, — однако в киновари ртути ни сквозь самые лучшие микроскопы видеть нельзя. И потому до познания свойств ртути только через химию доходить можно. Химия первая откроет завесу внутреннего сего святилища натуры».
Огонь вспыхивал и гас, как фейерверк. Как поймать его след? Как заставить загореться вещество, которое даже не плавилось в самой жаркой из тогдашних печей? Как установить связь между цветом пламени и элементом?Давайте перечислим хоть немного из того, чего не хватало Ломоносову. И сила его прозрения изумит нас еще больше.
Не хватало фотографии, чтобы поймать отпечаток огня, которым светится, сгорая, вещество. Не было вольтовой дуги, чтобы расплавить тело. Не было спектроскопа.
Спектроскоп Ломоносову заменяла радуга на небе, вольтову дугу — протуберанцы на солнце.
Мысли, раскиданные на страницах его научных книг, в одах и стихотворных посланиях, свидетельствуют, что Ломоносов угадывал, что цвет огня, — как позднее стали говорить, спектральная линия, — присущ одному определенному элементу, простому телу.
Велико было это прозрение Ломоносова!30
<<< Оглавление
