Как будто слышу - в комнате родной, 
где потолок потрескавшийся низок, 
беседует с прозрачной тишиной
невыключенный мамой телевизор. 

Зелёный фосфорический экран
приносит в дом нерадостные вести, 
что где-то в глубине далёких стран
«план» выполняют ядерные тресты. . . 

И к спящей маме маршевым броском
стремятся танки и солдаты НАТО. 
И вижу я - над маминым виском
вдруг закачалось дуло автомата. 

Над миром ветви вечные шумят, 
весь мир в ночи - в кристалле изумруда. . . 
Эй, парень, опусти свой автомат! -
Мы лучше побеседуем друг с другом. 

Пусть мама спит. Ей нужен крепкий мир. 
В двенадцать лет войну она узнала, 
и бил её фашистский конвоир
за то, что пленным хлеб она бросала. 

Прикладом бил, под шуточки и смех
идущих рядом твердолобых касок. 
И падали в январский мокрый снег
земные звёзды акварельных красок. 

... Как ей хотелось мир нарисовать
красивым, жизнерадостным, весёлым. 
Художницей моя не стала мать - 
не до рисунков женщинам в посёлке. 

Но до сих пор, украдкой от отца, 
с его помятой папиросной пачки
копирует в тетрадку деревца
и солнечные лучики и плачет. 

... Ей снятся грядки - аккуратный ряд, 
по-матерински светлые печали... 
Эй, парень! Опусти свой автомат, 
иначе я за свой не отвечаю! 

 

Н. Новиков