Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Глава четырнадцатая

В понедельник анкеты не появились - или Нэлка не смогла, или я все же не сумел ее очень сильно попросить. Надо было, видно, конфет купить или шоколадку!.. Появились они во вторник вечером.  Вручая мне тяжелую, перехваченную шпагатом стопу бумаг,  отец с довольной улыбкой проворчал,  что мало мне отвлечь от работы главного инженера,  так я еще и пол-управления мобилизовал.  Листы, плотные и остро пахнущие нашатырным спиртом,  были четко заполнены темным текстом,  написанным чертежным шрифтом:  вопросы - слева,  место для ответов - справа.  Молодец,  Нэлка! Ух,  какая молодчина!
Я так и отнес кипу в школу - не развязывая.  От волнения глаза Васькины еще больше углубились и там,  в глубине,  расширились: видно, он только сейчас вполне оценил нешуточность нашей затеи.  На первой же перемене комсорг торжественно раздал анкеты.  Я бы мог еще дома отделить себе листы,  но мне хотелось получить их принародно.  И я получил и гордо сел рассматривать.
Напомнив,  что анкета анонимная и что никого не вздуют и не потащат к директору ни за какие ответы,  Забор объявил,  что надо немедленно избрать комиссию из трех человек,  штаб будущего форума,  который будет изучать анкетные результаты.  Девчонки тотчас выдвинули меня. Прослышав,  что я целую дамам ручки,  они прямо ошалели от восторга,  улыбались,  любезничали,  всем я понадобился,  только и слышно: «Эп!» да «Эп!»  Надо было еще в первом классе поцеловать какую-нибудь Марусю - и был бы все десять лет счастливчиком! Или,  наоборот,  пропал бы,  потому что девчачья любовь сводилась к выдвижению в начальство.  Так что я не только влетел в комиссию,  но и оказался ее председателем.
Проглядев анкеты,  Шулин растерялся:
- Эп,  а вот эти-то куда,  в Черемшанку отсылать?
- Долго.  Пусть тетка с дядькой заполнят.
- Да плевать они хотели!
- А ты объясни,  что это важно.
- Объяснишь им!..  Слушай,  Эп,  приди-ка ты лучше сам и объясни.  Они тебя случают.  Да и мне поможешь,  а то тут,  смотри сколько понаворочено! «Способный ли ты?» А почем я знаю?
- Неужели не чувствуешь?
- Мало ли что я чувствую!
- Вот и напишешь.
- Нет,  Эп,  ты приди!.. А это что? «Мужской или женский пол умнее и развитее?» Мать честная!.. Мы же о девчонках и пацанах спрашивали!
- Это мы с Васькой обобщили!
- Сдурели! - воскликнул Авга. - Они обобщили,  а мне отдувайся! Что я вам,  академик?
- С тебя,  балда,  не научный трактат спрашивают,  а личное мнение! Правильно или неправильно - все равно,  лишь бы это были твои собственные мысли!
- Нет,  Эп,  ты приди.
- Ладно,  приду... Да! - крикнул я,  вскакивая.  - Чтобы завтра же вернуть заполненные анкеты,  иначе к субботе мы не успеем их проанализировать! - Во мне уже заговорил председатель комиссии.  - И чтобы никаких отговорок!
- Значит,  придешь? - не успокаивался Шулин.
- Приду. И,  может,  не один.
Я решил познакомить с Авгой Валю.  Надо же когда-то размыкать наше одиночество,  а то Валя и моих друзей почему-то избегает и со своими не сводит,  даже провожать себя до дома не дает.  Нам,  конечно,  и одним хорошо,  но иногда тянет в общество.
И вот часов в пять,  когда мы с ней отзанимались по английскому,  я предложил прогулку в Гусиный Лог.  Валя слышала об этом районе тот же миф - что там рассадник хулиганства,  - но согласилась.
Мы отправились.
Солнце палило уже целую неделю.  Тысячи тонн влаги унеслось в небо,  у заборчиков высыпала травка,  деревья и кусты окутались зеленой дымкой,  и вообще природа,  по-моему,  перескочила из зимы в лето.

Асфальт кончался на следующем перекрестке вместе с нашими домами,  и от него как будто начиналась деревня,  откуда по утрам доносилось петушиное кукареканье.  Здесь когда-то,  в конце девятнадцатого века,  родился наш город,  и здесь постепенно умирал его старый облик.  Через это деревянное поселение,  изгибаясь коромыслом,  тянулась к реке древняя булыжная мостовая,  с проплешинами гравия,  бетона или просто с ямами.  Справа от мостовой и залегал Гусиный Лог - овраг, забитый домами.  Через каждые шагов сорок в него врезались узкие улочки.  С края,  где лог только набирал уклон,  домики стояли вольно и даже с огородиками,  а дальше огородики сходили на нет,  домики сближались.  И всюду глухие заборы,  прорези почтовых ящиков в них и таблички о злых собаках.  Посреди улочки - промоина,  забросанная шлаком,  битым кирпичом,  дырявой обувью и прочими отбросами.  Ниже - круче,  домики лезли на сваи и друг на друга,  сеням уже не хватало места,  и два дома иногда объединялись общим тамбурчиком: одному он подвал,  другому - чердак.  Не хватало места и заборам.  И вообще улочка исчезала,  это были просто как попало и куда попало ведущие ступеньки,  сглаженные водой.  Где-то там,  на самом дне,  протекала срамная,  полупомойная Гусинка,  птичий курорт.  Что и когда загнало сюда и спрессовало людей в этой яме,  не знаю.  Город уже перешагнул ее: правее нашей улицы через лог перемахнул огромный,  на всю ширину проспекта мост,  за оврагом уже сахарились отделанные мраморной крошкой панельные дома и вырисовывался железобетонный скелет чего-то гигантского.  Снизу,  от реки,  на Гусинку наступают,  загоняя ее в трубы и замывая лог землесосами,  но все это очень медленно,  а пока - вот...
Валя держалась за мою руку и не о чем не спрашивала.  Мы постояли у ступенек,  хмуро-сосредоточенно поозирались,  попринюхивались и вернулись немного назад - Авгина родня жила чуть выше,  но тоже в тесноте.  Маленький домик под толем,  тополек между забором и окном да балка от калитки до сеней вдоль завалинки - и весь двор,  а в полуметре,  за штакетником,  звенел тугим проводом и давился лаем чужой пес.  Мы тихонько вошли в крохотные сени,  целиком занятые тремя мешками картошки,  ступили в кухоньку и чуть нечаянно не нырнули в открытое подполье,  где трепетал бледный свет и откуда вырывалась веселая песня Шулина:

Нам электричество
Глухую тьму разбудит,
Нам электричество
Пахать и сеять будет,
Нам электричество
Заменит всякий труд:
Нажал на кнопку - чик-чирик! -
Все тут как тут!

Мы заглянули вниз.  Подполье было вырыто пирамидой и не глубоко.  На земляной приступочке горела свеча.  Шулин,  закутавшись в фуфайку мотал головой в такт словам,  отрывал от картошки ростки и швырял ее в ведро,  привязанное к веревке.

Нас электричество
От голода избавит,
Нас электричество
Продуктами завалит,
Нам электричество
Даст водки с колбасой:
Нажал на кнопку - чик-чирик! -
И ты уже косой!

Я знал,  что в следующем куплете электричество заменяло пап и мам,  и,  чтобы не рассекречивать этого дела,  решить сорвать Шулину концерт и потянул за веревку.
- Э-э-э! - завопил Авга,  судорожно хватая ведро.
- Антракт! - пробасил я.
- Эп, ты?
- Я.
- Сдурел, мать честная! - громыхнул Шулин. - Ты же напугал меня, как этот!.. Фу, аж руки затряслись!
- Не ругаться: у нас дама.
Авга ухватился за край люка и, кряхтя, подтянулся, как на турнике. Увидя Валю,  он вдруг разинул рот,  качнулся и свалился вниз.  Но тут же,  улыбаясь,  появился опять,  рывком сел на пол и охлопал грязные руки.
- Познакомьтесь,  -  сказал я не совсем уверенно. - Это Валя.  А это Август,  мой друг.
- Август? - переспросила Валя.
- Да! - со смаком подтвердил Шулин и царски простер руку.  - Тридцатый год правления Октавиана Августа считается первым годом новой эры!.. Новой эры не обещаю,  но могу спорить,  что во всех школах города Август - я единственный!
- Пожалуй! - согласилась Валя.
- Да и Аскольды на дорогах не валяются! - напомнил я.
- Точно,  имена у нас аховские! - сказал Авга.  - А это хорошо,  что вы пришли.  Только знаете что,  займитесь чем-нибудь с полчасика, а?  Я тут еще маленько повожусь. До тетки надо картошку перебрать.  Мешка полтора осталось.
- А есть во что переодеться? - спросила Валя.
- Зачем?
- Поможем императору Августу перебрать картошку!
- Да бросьте вы!
- Да-да,  Октавиан,  давай тряпки! - сказал я.
Видя,  что мы настроились решительно,  Авга охотно отыскал нам кое-какую одежду.  Валя шмыгнула в горницу,  а я нетерпеливым кивком спросил Шулина: ну,  мол,  как моя знакомая? Авга лихо выставил большой палец и тут же вопросительно дернул подбородком: мол,  кто такая и откуда.  Я сделал торжественный жест: дескать,  спокойнее,  не все сразу.  Путаясь в длинном подоле и оттопыривая излишнюю ширину пояса,  где уместились бы еще мы с Авгой,  появилась Валя и,  еле сдерживая смех,  покружилась перед нами.  В этом стареньком цветастом платье она была так по-домашнему мила,  что у меня защемило сердце... Авга же,  хохоча нахлобучил нам еще кепки,  и,  словно беспризорники,  мы сошли вниз.
У стены мерзко застыли ползущие вверх толстые бледно-фиолетовые ростки.  Пламя свечи колебалось,  в глубине шатались таинственные тени,  резко пахло плесенью.
Хозяева прозевали переборку картошки: она уже сморщилась,  одрябла и сильно проросла,  сплетясь в один комок.  Мы дружно захрумкали ростками и застучали картошинами по ведру.  Валя сказала,  что впервые сидит в подполье.  Шулин заметил,  что разве это подполье,  вот у них,  в Черемшанке,  подполье так подполье - дворец,  а не жалкая яма,  там каждому овощу свой этаж и свой отсек.  И пошел,  пошел говорить,  рассказывать про деревенское житье-бытье,  и все Вале: приглянулась она ему,  видно.  И пусть,  я рад.
Накопился мусор,  Авга вылез,  отнес бак с ростками куда-то на улицу,  наверно,  в ту же промоину,  потом сел на корточки у люка и с широкой улыбкой,  забавно перекосив голову,  стал любоваться нами.
- Ты чего? - спросил я.
- Да уж больно вы сейчас на моих братцев и сестриц похожи,  прямо вылитые.  Ряженые и смешные.  Так бы и не выпускал вас из подполья! - любовно заключил он.
- Август,  - тихо спросила Валя,  - а у вас дома все по месяцам названы?
- Только двое: я да телка Апреля,  серьезно ответил он.  - Остальные - кто как.  Семья здоровая! Уйдем на Лебяжье болото - косить ли,  по ягоду,  - деревня как вымрет.
- Лебяжье болото?
- Ага.
- Хм, странно... - протянула Валя. - У вас Лебяжье болото, а у нас Лебединое озеро.
- Где это?
- В оперном.
- А-а, ну так в оперном!.. То сказочка, а то правда. Там феи, да принцы, да музыка волшебная, а у нас - о-о!.. Сядем на покосе перекурить, а из кустов - лось, вот с такой мордой-сапогом! А батя его матюгом как шуганет - только треск пойдет! Вот вам вся музыка и все феи! По правде всегда грубее... Я сегодня письмо от Райки получил. Помнишь ее, Эп?
- Райку-то, еще бы!
- Не письмо, а комедия. Хотите прочитаю?
- Ну-ка, - сказал я.
Иногда Шулин прямо завораживал меня - и я говорить начинал его словечками и с его интонацией, и слушал, по-шулински разинув рот. Я вообще какой-то переимчивый: что-нибудь да перехвачу у человека, который мне нравится, и порой ловлю себя на том, что вот проскользнуло отцовское, вот Васькино, а вот Авгино, и лишь от мамы ничего, кажется, не взял - неужели я ее мало люблю? И хорошо, если перенятое химически соединяется с моим кровным, а вдруг это простая смесь, как монеты в копилке, - стоит меня толком вытрясти, и я смертельно опустею?..
Авга принес конверт, сколупнул с него какие-то крошки, вынул листочки и, свесив ноги в подполье, стал читать:
- «Дорогой брат Август, Пишет тебе Рая. Во-первых строках своего письма сообщаю, что все мы живы и здоровы и желаем тебе того же самого. Правда, мама прихворнула маленько животом, но потом поправилась, а папка вчера снова напился, пришел и начал табуретки ломать. Которая из листвяка никак не ломалась. Он ее и на пол кидал и о порог бил, а потом принес топор. Мама с Петькой на руках выскочила в окно и спряталась у Сучковых. Папка бегал искать ее, но не нашел, а только топор потерял. А мы с Галкой залезли под кровать и давай реветь. Он вытащил нас. Лицо у него было в крови, он был в одних кальсонах и начал делать ласточку и велел нам держать ему руки и ноги. Но ласточка у него не получалась, он все падал и ругался, а потом упал на кровать и заснул. А утром чинил табуретки. У меня за год будет две тройки, остальные четверки. А как у тебя? Приезжай  скорей, нынче будет много земляники. Я такая же: все хохочу, хохочу и сама не знаю над чем. Если у тебя есть красивые фантики, то вышли. Костя их копит и все время возле сельпо бегает. Но фантики у нас некрасивые или конфеты совсем без фантиков. Привет дяде Ване и тете Кате. Пока до свидания. Рая».
Авга замолчал и некоторое время задумчиво глядел на свечу, потом сунул листы в конверт и вздохнул:
- Вот такие у нас феи и принцы!..
Ни слова не говоря я выдрал, как из кошмы, пучок картошки и, медленно очищая, стал бросать в ведро. Валя присоединилась ко мне, потом спрыгнул и Шулин. Потихоньку мы снова разговорились, но ни о деревне, ни о письме больше не заикались, хотя делающий ласточку дядя Степа, окровавленный и в кальсонах, не выходил у меня из головы.

Продолжение

Главы | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Выход