www.dutum.narod.ru
И.НЕЧАЕВ   РАССКАЗЫ  ОБ  ЭЛЕМЕНТАХ
Глава третья  ВЕЩЕСТВО ГОЛУБОЕ И КРАСНОЕ

 Цезий и рубидий

В мае 1860 года из гейдельбергского почтамта в адрес Берлинской Академии наук был послан очередной пакет. Но на этот раз отправителем был не Кирхгоф, а Бунзен.
Пока Кирхгоф посвящал все свое время пламенной атмосфере далекого Солнца, его друг не забывал про земные дела. Бунзен продолжал искать новые элементы.
Сотни веществ — минералы, руды, соли, воды, зола растений и мышцы животных — были испробованы им в пламени газовой горелки или в разряде электрической искры. И спектроскоп неутомимо докладывал ему десятки раз в день: есть калий, есть кальций, есть барий, есть натрий, есть литий...

Цветные линии каждого из них Бунзен знал теперь как свои пять пальцев, как вид из окна своей спальни. Каждую линию он безошибочно узнавал среди десятков, других по ее месту в спектре, по ее оттенку и яркости, даже не заглядывая на контрольную шкалу. Закрыв глаза, он мог мысленно представить себе спектр любого элемента — отчетливо, как на таблице, со всеми нюансами и переходами. Они снились ему и ночью — желтые, красные, голубые, фиолетовые линии на цветном или на черном фоне.

И вот однажды Бунзен обнаружил среди них новые, незнакомые линии.
Это случилось, когда он исследовал минеральную воду Дюркгеймских источников. То была обыкновенная минеральная вода — соленая, горьковатая. Врачи прописывали ее для лечения от различных болезней. К Бунзену же она попала случайно, вместе с десятками других веществ, которые он изучал в ту пору.
Сначала Бунзен упарил ее, сгустил, затем внес каплю жидкости в пламя горелки.
Спектроскоп не сообщил на первых порах ничего особенного: — «натрий, калий, литий, кальций, стронций».
Но у Бунзена недаром было тонкое чутье аналитика.
«Всех этих веществ в дюркгеймской воде очень много, — рассудил он, — поэтому их линии сверкают слишком ярко. К тому же кальций и стронций дают много разных линий, и если в этой капле есть ничтожное количество неизвестного элемента, то его слабый спектр можно и не различить. Надо удалить отсюда кальций, стронций и литий, чтобы они не мешали».
И он их удалил. В жидкости остались только соли натрия, калия и небольшой остаток лития.
Снова в пламя горелки была внесена капелька. Бунзен посмотрел в спектроскоп, и у него екнуло сердце.

Среди знакомых линий калия, натрия и лития скромно приютились две неизвестные голубенькие светящиеся нити.
Боясь ошибиться, Бунзен бросился перелистывать цветные таблицы спектров, зарисованные им самим и Кирхгофом. Нет, ни у одного из элементов не было двойной голубой линии в этом месте. Стронций, правда, давал голубую линию, но только одну.
А здесь определенно стояли две линии и ни одной из других линий стронция не было видно.
Значит, новый элемент?

Каплю за каплей вносил Бунзен в пламя. Обе голубые линии продолжали твердо стоять на своем месте. И, глядя на них, Бунзен внезапно вспомнил давным-давно забытую, в далеком детстве прочитанную историю Колумба — о том, как в 1492 году кастильский адмирал отправился на утлой каравелле в неизведанный океан.
Тридцать три дня моряки видели лишь небо да воду, небо да воду. Много раз надежда сменялась страхом и отчаянием, а отчаяние — снова надеждой. И, наконец, однажды ночью в безбрежной пустыне океана Колумб вдруг заметил вдали на западе бледный-бледный огонек.
Этот слабенький, робкий сигнал с неизвестной земли, как он растрогал сурового адмирала! Колумб стоял на носу каравеллы, и слезы умиления текли по его щекам.
Мечтой и пылким своим воображением он силился преодолеть тайну ночи.
Что было там, на неизвестной земле, где мерцал слабый свет?
Материк или остров, равнина или горы? Какие чудеса таились во мраке? Может быть, там были богатые города, населенные людьми невиданной красоты и силы, дома, крытые золотом, мостовые, выложенные из алмазов величиной с дыню? А может быть, там просто расстилалась безлюдная пустыня, а у берега ютились редкие лачуги первобытного человека?
Кто мог тогда сказать, что скрывалось за призрачным огоньком на неведомой земле?
И кто мог теперь сказать, какое неведомое вещество скрывалось в капле дюркгеймской воды, сигнализируя двумя чистыми, как небо, голубыми лучами?

Гейдельбергский химик Бунзен мало чем походил на пылкого и чувствительного моряка Колумба. Конечно, его глаза оставались сухими, когда он наблюдал в спектроскоп сигнал неизвестного вещества. Но и он изведал в ту минуту острое счастье исследователя, стоящего на пороге долгожданного открытия.
Новому элементу Бунзен решил дать название цезий, что по-латыни значит «небесно-голубой».
След цезия был верный. Оставалось теперь идти по следу и добраться до самого голубого вещества.
Его надо было извлечь из смеси.
Выделить в чистом виде.
И посмотреть, что оно собой представляет.

Но это было совсем не легко. Новый элемент входил в состав дюркгеймской воды совершенно ничтожными количествами. В стакане этой воды содержалась лишь крохотная крупинка цезия — одна сорокатысячная доля грамма. Если бы Бунзен вздумал добыть в своих лабораторных стаканах и чашках хоть граммов десять или двадцать нового вещества, то ему пришлось бы всю жизнь сидеть и возиться с дюркгеймской водой, упаривая ее и обрабатывая химическими реактивами.

Он поступил по-другому. Поблизости от Гейдельберга был расположен химический завод, где изготовляли соду. Там имелись огромные котлы, объемистые резервуары, большие печи и механические насосы. Бунзен сговорился с заводчиком, и за несколько недель ему упарили и переработали по всем правилам химического искусства 44 тысячи литров минеральной воды.
Из этого потока жидкости Бунзен извлек всего-навсего 7 граммов чистой цезиевой соли. Но зато он одновременно выловил еще одно новое вещество.

Это произошло так. Бунзен добирался до цезия шаг за шагом, удаляя из дюркгеймской воды другие элементы по одному, по два, по три. Под конец в смеси остались только две соли — цезия и калия. Когда стали понемногу вымывать и калиевую соль, спектроскоп дал неожиданный сигнал: в спектре смеси выступили две новые фиолетовые линии, а за ними еще зеленые, желтые и особенно отчетливо темно-красные.
Еще один новый элемент таился в дюркгеймской воде!
Это был уже пятьдесят девятый по счету. Бунзен дал ему название рубидий, что по-латыни значит «темно-красный». Во всей дюркгеймской воде, которую переработал Бунзен, его нашлось даже больше, чем цезия, — целых 10-граммов.

38


<<<
Оглавление