www.dutum.narod.ru
И.НЕЧАЕВ   РАССКАЗЫ  ОБ  ЭЛЕМЕНТАХ
Глава вторая  СОЮЗ ХИМИИ И ЭЛЕКТРИЧЕСТВА

 Металл, который в воде не тонет, а на льду горит

Никто не может осудить Дэви за то, что он вел себя в тот день как восторженный мальчишка.
В течение многих месяцев он мечтал о разложении едкой щелочи, десятки раз терпел неудачи, и вдруг смелая его затея — разложить то, что считалось неразложимым, — увенчалась полным успехом. 
Он вычеркнул едкое кали из списка элементов и поставил на его место новый, неизвестный до того дня, настоящий элемент, который он назвал потассиум (англичане называют едкое кали едким поташем). 

Дэви всегда был порывист и быстр в работе. А теперь он развил неистовую энергию ему не терпелось поскорее собрать побольше нового вещества, чтобы досконально его изучить. 
Но это было не так-то просто: потассиум оказался веществом с необычайными свойствами.
Во-первых, он упорно «не желал» оставаться в чистом, «первобытном» своем состоянии. Едва возникнув, этот металл уже стремился снова исчезнуть, соединиться с другими веществами. И Дэви пришлось порядком повозиться, прежде чем он научился сохранять его в неизменном виде в течение многих дней.
Если потассиум не сгорал со взрывом в момент своего появления из плавящейся щелочи, он все равно быстро изменялся на воздухе. В течение нескольких минут, прямо на глазах, он терял блеск, тускнел и покрывался белой коркой. Соскабливать ее не имело смысла: оголенный металл тут же покрывался новой пленкой. 
Пленка быстро увлажнялась и рыхлела. Проходило некоторое время, и от куска серебристого металла оставался лишь бесформенный сероватый кисель.
Стоило дотронуться до него пальцем, как сразу обнаруживалось, что это старый знакомый — едкое кали: на ощупь он напоминал мыло, а красная лакмусовая бумажка мгновенно окрашивалась им в синий цвет.
Ясно, что означало это превращение: потассиум с жадностью поглощал из воздуха кислород и водяные пары, чтобы вновь вернуться в свое исходное состояние и опять стать щелочью.
Дэви попробовал бросить потассиум в воду. Казалось бы, металл, брошенный в воду, должен был немедленно упасть на дно и спокойно лежать там. Так, по крайней мере, вели себя все старые металлы, которые были известны Дэви.
Но с потассиумом произошло совершенно иное. 
Тонуть он не стал. С громким шипением этот металл забегал по поверхности воды. Затем раздался оглушительный взрыв, и над потассиумом вспыхнуло лиловое пламя. Так он и носился по воде с огнем и треском, все уменьшаясь, пока весь не превратился в едкую щелочь, тут же исчезнувшую в растворе.

Куда бы Дэви ни помещал этот «буйный» элемент, он обязательно учинял шум, гром и огонь. А если с виду встреча его с другими веществами и проходила мирно, то все равно дело кончалось тем, что он постепенно вытеснял другие элементы из их соединений и сам становился на их место.
В кислотах он воспламенялся, стекло разъедал.
В чистом кислороде он вспыхивал с такой силой и горел таким ослепительным белым пламенем, что на него невозможно было смотреть.
В спирту и эфире он находил малейшие следы воды и немедленно ее разлагал.
Со всеми металлами он легко и охотно сплавлялся.
С серой и фосфором соединялся, воспламеняясь огнем. 
Даже на льду он загорался и, продырявив его, успокаивался только тогда, когда превращался в щелочь.
Что было Дэви делать с этим неугомонным элементом? Куда девать? Где и как сохранять?
Он уже терял надежду найти вообще какое-нибудь вещество, которое могло устоять перед потассиумом. Но, к счастью, такое вещество все же отыскалось.
Это был керосин.

В чистом керосине потассиум вел себя смирно. Он был к нему, по-видимому, безразличен и лежал там совершенно спокойно.
Как только Дэви в этом убедился, он стал прятать куски потассиума в керосин тотчас же, как получал их из щелочи.
И сразу же стало легче работать. Можно было делать запасы и не бояться, что придется прервать тот или другой опыт из-за нехватки потассиума.
Но теперь, когда удалось, наконец, набрать достаточное количество нового вещества, чтобы исследовать его свойства, Дэви стало мучить сомнение: настоящий ли металл потассиум?

С одной стороны, это как будто было совершенно очевидно.
Ведь пока потассиум не успевал еще измениться на воздухе, он сиял великолепным металлическим блеском, как полированное серебро; кроме того, подобно всем металлам, он хорошо пропускал через себя электрический ток и тепло и растворялся в жидкой ртути.

Но, с другой стороны, где же это видано, чтобы металл загорался от воды, а на воздухе ржавел в мгновение ока?
Кроме того, потассиум был мягок, как воск, и легко резался ножом. И он оказался так легок, что не всегда тонул даже в керосине, хотя сам керосин легче воды.
Золото было тяжелее его больше чем в двадцать раз, ртуть — тяжелее в шестнадцать раз, железо — в девять раз. Иное дерево и то уступало в легкости потассиуму.
Дэви все же решился в конце концов признать его металлом.

«Конечно, удивительно, что потассиум так легок, — думал он. — Но если угодно, то и железо по сравнению с золотом и платиной тоже очень легкий металл. А ртуть стоит между ними: она легче платины, но тяжелее железа.
Все дело в том, что мы привыкли к старым металлам и ничего не знали о существовании новых. Со временем, наверное, будут открыты еще другие металлы, кроме потассиума, и тогда заполнится весь промежуток между ним и железом».
Впоследствии это предсказание Дэви полностью сбылось.

21


<<<
Оглавление